Прошла самая короткая белая ночь. Небо было затянуто облаками, наступил неяркий день.

День в эту пору не отличим от ночи — особенно такой вот пасмурный день. На Каменном острове зелень стояла, не шевелясь, замерев. Сколько трав! Полевой хвощ, ромашка, одуванчик, подорожник, крапива, лебеда, клевер, зонтичные — все не перечислишь. Если бы им позволяли расти, не скашивали бы время от времени, они возвратили бы островам первоначальное своеобразие и вернули бы к жизни множество исчезающих насекомых, — например, красивых бабочек-нимфалид. Право есть смысл подумать о том, чтобы сделать наши острова природным заповедником в черте города. Это вполне реально.

Небо понемногу яснеет. В голубые просветы проскальзывает солнце. Вот пруд. Его местами окружает пятнистый полумрак. Высокие деревья склоняют над ним ветви-руки. Берега извилисты. Среди скоплений ряски прячутся целые выводки диких уток. Изредка сюда залетает чайка. Одиноко покружит над поверхностью пруда, сложит свои белые крылья — и, упав на воду, поймает рыбешку. Перекликаются в кронах дрозды-дерябы. Где-то вдалеке стучит клювом дятел. Передо мной на ветке ивы сидит зяблик в брачном наряде из разноцветных перьев и заливисто выводит трель, которая всегда завершается мелодичным посвистом: «Тю-тю-тю-тю — вот тебе!» Кому он угрожает? Наверно, сопернику.

Возле детской художественной школы сирень...

День вдруг становится приветливым и ясным. На кустах сирени воробьи ловят мошкару. Большие, дурманящие соцветия раскачиваются под тяжестью птиц, как живые. Очень тепло.

Во дворе санатория-профилактория, что расположен на Большой аллее Каменноостровского парка, «Ленфильм» проводит съемки музыкального фильма «Марица». Два софита с разных сторон устремлены на веранду. Сейчас будут снимать кадры с участием народной артистки Марии Владимировны Мироновой.

По двору расхаживают девушки, одетые в старинные длинные платья со сборками; пестрые наряды цыганок мелькают то тут, то там. И словно для контраста со всем этим миром кальмановской оперетты, здесь же, среди героев «Марицы», примостился сотрудник ГАИ со своим неизменным жезлом в руках. Наконец все в сборе, кадры пошли один за другим. Цыган, которого играет Владимир Зельдин, взял Миронову за руку, чинно ведет ее по открытой веранде. «Часы любви бегут. Они короче минут». Миронова, точнее ее героиня, от избытка нахлынувших воспоминаний и чувств остановилась, припадая к бортику балюстрады, а старый цыган торжественно опустился перед ней на колени.

Мне дорог Каменный остров. Здесь прошло мое детство. Тихий канал, по которому плывут байдарки, мостик над ним, занятное серое здание, похожее на средневековую крепость и темнеющее в глубине парка, — почему все это до сих пор так притягивает меня и манит? Кругом разлит густой запах сирени. Над газонами проносятся блестящие кордулии — первые наши стрекозы. Сверкает и переливается в солнечных лучах мокрая трава. Небо сейчас чистое, прозрачное... «Часы любви бегут, но любовь не ждет. Любовь им счет не ведет», — поют веселые герои «Марицы», и весь парк, кажется, вторит им. А меня в нем ожидают новые впечатления и находки.

Чайки, неуклюже переставляя перепончатые лапы, разгуливают по свеженасыпанной земле у того самого здания-крепости, которое так красиво вписывается в общий пейзаж. Они прилетели сюда в поисках жуков и личинок. Раньше за жуками охотились одни скворцы и грачи. Теперь какое-то звено экологической цепи сдвинулось, и чайки мало-помалу стали привыкать к жизни насекомоядных птиц.

Для трясогузок, синичек и скворцов сейчас не найдется лучшей еды, чем гусеницы озимой пяденицы. Куда ни взглянешь, всюду: на земле, на скамейках, на древесных стволах, а порой даже на собственной шляпе, — можно обнаружить этих маленьких зеленоватых гусениц. Нагнешь веточку персидской сирени, — а там их видимо-невидимо. Шагают меж листьев, то вытягиваясь тонким черенком, то сгибаясь петелькой. За такой способ передвижения их еще зовут землемерами. Прожорливость гусениц удивительна. Часто одна гусеница вместе с листком спокойно поедает другую, поменьше. Вот я вижу, как ветром срывает с дерева несколько землемеров, и они тут же повисают в воздухе на тоненьких, но прочных нитях. Одного из них ловит и уносит подлетевшая стрекоза-кордулия. В висячем состоянии гусеница вся на виду. Листьев нет. Спрятаться негде. Зеленая окраска делает ее еще заметней. Тогда землемер начинает верткими движениями головы наматывать на себя паутину и поднимается наверх. Там, в кроне дерева, есть и пища, и надежное укрытие от врагов. Со стороны может показаться, что гусеница висит просто так и извивается в свое удовольствие. Скворцы набивают полные клювы этой вкусной добычей и уносят в гнезда кормить птенцов. Кормятся землемерами и воробьи.

На аллее, ведущей к бывшему дворцу Штиглица, стоит высокий очень древний серебристый тополь. Дерево с мощными ветвями и толстым, заскорузлым от времени стволом, скорее всего, ровесник дуба Петра. Листва на нем кое-где поредела, но сохраняет свежесть. Второго такого зеленого исполина, который был бы так же крепок и статен, пожалуй, не сыскать в парке. Если пройти от тополя чуть дальше, а потом свернуть направо, то попадаешь на узкую дорожку-тропинку. Над головой сомкнутые ветки калины и молодых осин. Слышится тоскливый писк комаров. Туда-сюда мечутся длинноногие долгоножки. Летая парами, они напоминают маленькие вертолеты. Вскоре шатер из веток неожиданно расступается, и тропинка разделяется надвое. Впереди лужайка с высокими белыми цветами зонтичных. За ними видны величественно спокойные купы кленов. Часть тропинки постепенно сужается в траве, другая поворачивает к кустам сирени. Лиловые и розовые цветы при свете предвечернего солнца прямо-таки горят! А внизу, у моих ног, таится на листке лопуха живой кусочек янтаря. Это улитка-янтарка. Она заползла в самую середку листа, где осталось после дождя немного влаги, и сияет оттуда бликом отраженного неба.

Вдруг на лужайку выбегает белая смешная собачонка с мохнатыми ушами. Собачонка весело подпрыгивает и несется среди травы, словно торпеда, разметая по сторонам пух от одуванчиков.

— Джончик! Джончик! — кричат ей вслед хозяин с хозяйкой. — Ты куда, маленький, ты что так расшалился, а? И бегут вдогонку за своим четвероногим воспитанником. Вновь наступает тишина...

Девушка в желтой блузе и розовых брюках замерла у клумбы. Любуется цветами и долго рассматривает глиняную Гею с кувшином, стоящую посреди клумбы. На лице девушки радостное ожидание. Она в том возрасте, когда детство уже кончилось, а юность еще не пришла. И хочется чуда. Наверное, она счастлива...