Зеленое пространство! Именно пространство, к которому мне трудно привыкнуть. Как оно свежо, нарядно, неброско и весело! Вокруг тихо. Воркует на дубе голубь. Люди ходят, словно во сне, говорят во сне, смеются во сне. Можно сказать, тихая радость царит повсюду.

На скамейку садится пожилая женщина. Тотчас закрывает глаза. Улыбается. Ей хорошо. В воздухе запах цветущего клена, листьев и, как мне чудится, — прошлогодних желудей.

Белка скользит по стволу. Поворачивает ко мне шуструю мордочку. «Ах ты, пуська!» Жаль, не захватили мы с собой ни семечек, ни орехов. Я представил, как она начала бы выбирать: те, что покрупней, отнесла бы в гнездо про запас, а помельче сгрызла.

По крошечному островку в большом пруду ходят двое парней в закатанных выше колен брюках. Вот один нагибается, берет из травы консервную банку, потом спускается в пруд. Во мне пробуждается извечная любознательность натуралиста: кого-то он будет ловить? Парень привычно осматривает дно и уверенным движением нет-нет да выловит из воды что-то темное, что именно, — издали не различишь. Похоже, поиски не составляют ему труда. У него верный глаз. По-моему, это ребята-рыболовы собирают наживку. Ею могут оказаться личинки ручейника.

На другом берегу расположились в тени деревьев две девушки. Они курят. Дым окружает их лица, словно облако или вуаль. Парень, закончив ловлю, подходит и торжественно вручает своей подруге банку с добычей. Она тычет туда пальцем. И строит брезгливую гримасу, будто говоря: «Фу, что за гадость ты принес!» И отставляет банку. Парень на мгновение замирает в нерешительности. Он ожидал другой реакции. Его товарищ приходит со скромным букетом одуванчиков и ландышевых листьев. Вторая девушка берет букет и радостно смеется.

Я еще не теряю надежды узнать об объекте ловли. Но мама торопит:

— Пойдем домой, уже поздно, и солнце припекает. Ты без шляпы. Хочешь, чтобы тебя опять скрутило? Кроме того, я не могу смотреть, как мужики закатывают себе штаны.

Я понуро уступаю.

По листьям тополей разлито солнце.

Сколько света! Девчонки-первоклассницы в пестрых сарафанах и венках из одуванчиков стоят рядом с обезьяной, сделанной из старого пня. А мальчик в школьной форме схватил эту обезьяну за нос и громко хохочет. Они фотографируются с ней. Сперва мне непонятно: неужели им хочется иметь на память карточку с такой вот толстой, голой обезьяной, и к тому же еще деревянной? Потом осознаю, что это говорит во мне отсутствие радости — их радости. Лето и радость неразделимы.