Экскурсия в Летнем саду закончилась. Все понемногу начали расходиться. Я некоторое время постоял у памятника Крылову, любуясь величественной фигурой баснописца в окружении зверей. А потом решил еще раз посмотреть на скульптуры. В Летнем саду я был в этом году впервые. Все тут очаровывало и казалось почти сказочным. День выдался на славу. Небо было чистым и ярко голубым. Неожиданно меня окликнули. Я оглянулся. И увидел Марину, свою бывшую одноклассницу.

— Пойдем вместе, — сразу предложила она.

Я согласился нехотя. Марина была стройной, симпатичной. В школе мы не дружили. Но и не ссорились.

— Тоже невидаль! — начала она и добавила, будто передразнивая кого-то: — Во времена Петра Первого здесь бродили всякие ослы, козлы и косолапые мишки. А дети могли преспокойно кататься на них на глазах у взволнованных родителей. Есть, чему радоваться! Да это в любом зоопарке можно устроить, подумаешь.

— Так уж и можно, — сказал я. — Вообще, откуда у тебя этот пренебрежительный тон, неужели тебе безразлично? Взгляни, как красиво. Вокруг живая история! Сколько зелени! Скульптуры. Их Тарас Шевченко рисовал...

— А я хотела бы увидеть мартышку, — перебила Марина, словно не слыша моих восторженных восклицаний, и мечтательно сощурила глаза, — взять ее на руки, приласкать. Просто так, знаешь. Потом отпустить.

Несколько шагов мы прошли молча. От Марининых слов стало как-то неуютно. И вдруг Марина вскрикнула:

— Ой! На меня с дерева что-то упало.

Она повернулась ко мне спиной. И я заметил на ее платье узорчатую гусеницу-гарпию, которая согнулась почти пополам, а сзади у нее торчало два длинных хвоста с красноватыми загнутыми кончиками.

— Это гарпия. Отличный экземпляр! — произнес я. А сам уже внутренне ликовал от находки.

— Что, что? — недоуменно спросила Марина.

— Гарпия...

При виде гусеницы ее лицо исказила гримаса брезгливого отвращения, в нем промелькнуло что-то злое.

— Фу, урод какой! И не противно держать в руке?! Дай, растопчу!

Меня будто окатили холодной водой. Я даже не попрощался с Мариной. И быстро направился к выходу, унося с собой причудливую гусеницу.

— А ты, оказывается, странный! — бросила мне вслед Марина.

Дома я приоткрыл коробок. Гарпия неспешно выползла на стол. Ее коротким ножкам не за что было уцепиться на гладкой поверхности. Поэтому гусеница чувствовала себя не в своей тарелке. Но едва я наклонился к ней, чтобы хорошенько ее рассмотреть, — гарпия угрожающе изогнулась, выставила вперед оба своих хвоста и начала размахивать ими перед самым моим носом! При этом она вертела головой, дергалась и подпрыгивала, будто забавная собачонка. Всеми своими выкрутасами она надеялась меня испугать и заставить отойти. Я вспомнил, что в греческой мифологии гарпиями назывались крылатые божества с лицами дев. Несмотря на их приятные лица, гарпии были очень злы и кровожадны. У каждой из них было по два изогнутых хвоста. За пару нитевидных отростков на конце тела и своеобразный внешний вид эта гусеница тоже получила название “гарпия”. Убедившись, что все ее попытки напрасны, гусеница успокоилась. Снизу она была изумрудно-зеленая, цвета спелого винограда. Вдоль ее спины протянулся темный ромб, окаймленный белой линией. Спереди ярко алел круглый воротничок, в котором, как глаз, блестела крошечная головка гусеницы.

«Маленькое ты чудо! — подумал я, рассматривая гарпию. — Нас с тобой сегодня не поняли. И не беда. Поживешь у меня, пока не станешь бабочкой». Я посадил гусеницу в банку с листьями тополя. Она вскоре оплелась плотным коконом и заснула до весны.

И вот в один из солнечных дней мая в банке появилось непонятное существо. Мохнатое, с двумя небольшими сморщенными лоскутами на спине, оно беспомощно переваливалось с боку на бок и хотело выбраться наружу. Когда я подставил ему ветку, оно проворно вскарабкалось на самый верх. И, ухватившись лапками за сучок, в изнеможении повисло. В ту же минуту с ним стало происходить нечто удивительное. Два еле видимых лоскута на его спине принялись расти. С каждым мгновением они все больше разглаживались. Приобретали форму и окраску. При мне сухая, неказистая ветка вдруг расцвела прекрасной белой ночной бабочкой с черными зигзагами на крыльях! Бабочка-гарпия совсем не походила на ту смешную гусеницу, которую в прошлом году я принес из Летнего сада. Весь день она провела в неподвижности. Спала. Но к вечеру забеспокоилась... Перелетела на оконную штору. И, трепеща крыльями, поползла меж складок. Я распахнул окно. С легким шуршанием гарпия вылетела из моей комнаты. Счастливого полета, бабочка!

Марину я больше не встречал.

 

Ленинград, 1986 — 1990 гг.